Восточный танец лишь для Вас,

Мой повелитель, я станцую. -
В нем расскажу, как я тоскую,
Не видя Ваших карих глаз.

Вы так прекрасны и стройны.
Для Вас браслеты надеваю.
Они Вам нравятся, я знаю,
При свете плачущей луны.

Мониста нежный перезвон
Пусть одурманит ненароком.
Танцую я – дитя порока -
Со стуком сердца в унисон.

Пусть аромат восточных трав
Вас сладостью повергнет в пламя.
Но танцем, душу Вам израня,
Я покажу свой гордый нрав.

Чадрой прикрою вновь лицо,
Загадку спрячу за ресницы.
Потом Вам ночью буду сниться. -
Со мной расстаться нелегко.

Отзыв:

Стыдливо желтая луна... в муар из туч скрылась из виду...
Я малабарский кардамон…  украл в садах Семирамиды...
Пугливо пряталась в кусты... тень факела от черных веток...
Ваш танец пробудил мечты,...Что не в ладу с обильным светом....

***

Ирина Семенова

Звон украшений, гибкий стан,

От созерцания я пьян!
И пухлый вертится живот,
Ах, я умру сейчас, вот - вот!

Извивы рук таят дурман,
И в голове моей туман!
Эй, человек, ещё вина!
Сегодня буду пить до дна!

И полушария грудей,
И мир становится светлей!
Сижу смотрю, едва живой,
Ах, что ж ты делаешь со мной!

И бёдер царственный изгиб...
Ну всё, я, кажется, погиб! 2006

***

Дар Ветер

Змея встаёт извивистою пляской,

Скользит в прозрачной пене облаков,
Шуршит в пустыне, ставшей штормом, в тряске
В чешуйках золотящихся песков.

Мерцающею кожей трётся рабски,
Качнулись бёдра плещущих валов –
Качания танцовщицы арабской
Послушны завываниям ветров.

Штиль обрушает волны, – тело – гладко,
В шипящем трансе, извиваясь всласть,
Дрожащий бубен узелком повязки
Бедро ведет, танцуя свою власть.

С улыбкой безмятежная арабка
В ночь смуглой кожей излучает страсть.    

***

Владимир Теньковский, 2010

В моём первом движении – гибкость песчаной кошки,

Во втором повороте – свобода летящей птицы.
А сейчас я бросаюсь на пол – не всерьёз, понарошку!
Но тебе уже страшно, что я – пытаюсь разбиться.
Прогибаюсь назад, чтоб по ветру плескались косы,
И руками рисую узоры – под звон браслетов.
Я станцую тебе ответы на все вопросы,
Я сегодня открою тебе все свои секреты!
Я кружусь, звеня, вся во власти монет и шёлка,
Я бросаю вызов всем скучным и лживым лицам!
И я всё, что бушует в душе, разложу по полкам,
Чтоб сегодня под ритмы Востока тебе присниться!
Вновь движенье бедром, животом я рисую узоры...
Господин мой, ведь ты дорожишь моим телом?
Да, я стану под музыку ветра твоим приговором,
Я тебя покорю, как давно покорить хотела!

Ты отринешь покой – я тебе обещаю, танцуя!
Ты не сможешь забыть, как глаза отражали свечи,
Как звенели монеты, как шёлк всё взлетал, рисуя

Гибкий стан, руки, волосы, хрупкие плечи...
Ты глядишь на меня, не зная, что делать дальше,
Я смеюсь, все танцуя – ну, кто теперь главный, милый?
Будет много игры, лжи в глаза, ерунды и фальши.
Но забыть этот танец уже будет нам не по силам...

***

Инна Стриж

Эта ночь - Восточная поэма,- 

Звёзд мерцанье, синь и красота...
Для меня красавица гарема
Исполняет танец живота.

Музыка всё убыстряет трели,
Придавая танцовщице сил...
Пояс на округлые колени
Золотые кисти уронил.

Руки разъярились, точно змеи...
Мир из ярких красок и полос.
По роскошной загорелой шее
Бьют каскады чёрные волос.

Грудь ласкает алый плен корсажа,
Обнажая прелести на треть.
Танец жарок, обжигает даже,-
Больно и смотреть, и не смотреть.

Страсть, любовь, агония слияний,
Держат мир, как будто три кита...
Взгляд, таящий пламенность желаний,
Как приправа к танцу живота.    

***

Шмель, 2012

Восточным танцем околдую –

в нём ритм желания и чувств.
Манящим взглядом очарую
и разожгу огонь безумств.

Уже цимбалы заиграли,
от ветра дрогнула вуаль,
глаза игриво засверкали,
монистами "запела" шаль.

Под ропот громких барабанов,
как в омут с головою – в пляс,
в дыму пьянящего кальяна,
я в танце с музыкой слилась.

Браслетов звон на ножках смуглых
ритмичную чечётку бьёт.
Полёт воздушный плеч округлых
блаженству дарит разворот.

К твоей спине прильнула плавно
и вниз волною, чуть дыша,
скатилась невесомой павой,
услышав, как поёт душа.

Изгибы тела – волны страсти –
ласкают восхищенный взор.
Открылась грудь... и я во власти
вершить любовный приговор.

Туманит разум от движенья
с жемчужным пирсингом живот.
И прямо, до изнеможенья,
желаешь ты  меня... и вот –

с твоим дыханием навстречу
в мечты заветные вхожу…
И этот танец будет вечным –
тебя собой заворожу…

***

Ирина Гецен

У женщины живот открытый,
Но бедра держат кисею,
Когда от плавности размытой
Она танцует ночь свою.

Желтее пирамид и Нила
И розовее, чем восток,
О ком она заговорила
Неодолимой дрожью ног?

А этот взгляд, пустой и жадный,
Браслеты, брошенные вниз,
И тот палящий виноградник
И в черных волосах - ирис?

Не до игры, когда темнеют
И закрываются глаза,
И замирает, цепенея,
Дамасский выжженный базар.

***

Александр Образцов

  В волшебном освещении свечей 
  И строен стан, как башня минарета,
  И нежен цвет ее нагих плечей.

  Сверкают золотом ее браслеты,

  Она, танцуя, будто бы колдует,
  Навек пленяет грешные сердца,
  И от начала танца до конца
  Сам лунный свет ей локоны целует.

  О, как прекрасен блеск ее волос,
  Струящихся по смуглой коже!
  Как непередаваем, невозможен
  Атлас мягчайший этих черных кос!

  Она хранит в себе все тайны мира,
  Она владеет ритма божеством,
  И этот взор, охваченный огнем,
  Вас призывает сотворить кумира.

  Улыбкой, словно цепью привязав,
  Изяществом своим измучив,
  Она в ночи сияет словно лучик,
  Ее движенья - клятва и устав.

  Жемчужины на грудь упали,
  Она в благоухании цветов...
  Сулит блаженство, таинство, любовь
  В ее руках даже клинок из стали!

  Платок, расшитый золотом, скользит
  В ее руках, владеющих соблазном,
  И кажется все время разным
  Оттенок ее бархатных ланит.

  Кровь будоражит танец живота
  И будит спящее воображенье...
  Изгибы тела, каждое движенье -
  Бесценная земная красота.

  О, женщина! Ты - вечности кувшин,
  Звезда гарема, волшебство Востока!
  Как ты близка и далека от Бога
  В жестоком мире ружей и мужчин.

  Как этот танец страсти и смиренья
  Бессилен объявить войну
  И жажде крови, и людскому злу,
  И вере в жертвоприношенья.

  Ты не надолго озаряешь ночь,
  Твои объятья могут лишь на время
  Облегчить воинов святое бремя,
  О, бедная Востока дочь!

  Танцуй же, милая, пускай продлится
  Чуть дольше мир над грешною землей,
  Пусть тем, кто искушаем был тобой,
  Аллахом этот грех простится.           

В тени бесстрастных пирамид
под взглядами-присосками,
под чей-то хищный перемиг
и под прицокиванье
луною жалкой, как желток,
взошёл живот,
                     её живот
над пловом
           и бутылками,
над рёвом
           и затылками,
над жиром,
           ртами,
над животами...
 
И фараоны-животы,
аж вывалясь от полноты
дерьма и чувств,—
рыча,
ревя,
с довольством, будто на раба,
смотрели, как себя жуёт
рабочий взмыленный живот.
 
Кося затравленным зрачком,
живот себя вертел волчком
и на пол женщину качком
бросал то навзничь, то ничком.
 
Живот вжимался внутрь, как стон,
и, словно рыба бьёт хвостом,
в сети ухмылок, чумовой,
бил об пол женской головой.
 
Живот озноб изображал.
Живот рожал. Живот дрожал,
как будто всаженный кинжал
всё глубже кто-то погружал.
 
Живот крутило и трясло,
как будто голодом свело.
Артистка в голоде росла,
а опыт — правда ремесла.
 
Ну, а после в гостинице жалкой
в полумраке рассветном немом
на полу её туфелька сжалась
под ботинком с нездешним клеймом.
 
Уходила из тела работа,
и входила тихонько душа.
Гость ей нравился - было в нём что-то.
Просто так бы она не пошла.
Полземли, неприкаянный гений,
поперёк он изъездил и вдоль,
и наркотиками впечатлений
он хотел заглушить свою боль.
 
Знал он женщин всезнающих толпы —
в нём была, так сказать, широта —
вот не спал по случайности только
с танцовщицею живота.
 
Но напрасно, угрюмый сластёна,
он, как будто восточных сластей,
ждал каких-то неслыханных стонов
и египетских древних страстей.
 
Телу было покойно и смирно.
Тело поверху умерло сплошь,
лишь внутри пробегала надмирно
сокровенная звёздная дрожь.
 
К животу, будто что-то ей снится,
она детской ладонью своей
прикасалась, как будто к гробнице
этим танцем убитых детей.
 
Тело слишком устало для страсти,
и едва шевелились уста.
Для неё было высшее счастье

Сердце бьется, как птица томится - 
То вдали закружилась она, - 
В легком танце, летящая птица, 
Никому, ничему не верна... 

Блок

Каждый вечер в закатном тумане 
Прохожу мимо этих ворот, 
И она меня, легкая, манит 
И круженьем, и пеньем зовет. 

И в призывном круженьи и пеньи 
Я забытое что-то ловлю, 
И любить начинаю томленье, 
Недоступность ограды люблю. 

А.Блок